В тусклой вытянутой комнате стояли четыре старенькие кровати. Постели были однотипно и неуютно убраны по правилу. На потёртых обоях висела праздничная мишура и пара сдутых шариков. Тумбочки не закрывались, а у одной — дверца еле держалась на петле и с трудом припирала громаду из бумаг и одежды.

Одна из девочек, с озлобленным и потому некрасивым лицом, неряшливо одетая, сидела на подоконнике, свесив ноги через карниз. Она теребила телефон и что-то грубое кричала мальчишкам во двор, которые то свистели, то громко ругались в ответ.

Изредка она поглядывала на своё отражение в маленьком экране, становясь в эти секунды ещё больше недовольной то ли собой, то ли друзьями, то ли всем этим бестолковым сидением.

Вторая девочка, поменьше и спокойнее, всматривалась в лица своих кукол. Она украдкой слушала соседкину возню: такое поведение мешало ей сосредоточиться на увлекательном занятии.

Девочка шёпотом озвучивала свою игру, подолгу вглядываясь в большую куклу, словно ожидая ответа или чего-то прося. Мама-кукла обнимала маленькую дочь, гладила её по голове, целовала, брала её ладони в свои и рассказывала старинную сказку о красоте и любви.

Первая девочка неожиданно обернулась. На минуту выражение её пустых и равнодушных глаз стало тёплым, но она рывком вынула жвачку и, метко прилепив её под окном, спрыгнула на пол, не смотря на куклу.

— Глупая сказка! Таких мам нет!

И, ругнувшись, она с силой хлопнула дверью, смеясь каким-то пугающим, недетским голоском.

«Чего маешься, а ну брысь, по сырому топтаться!» — рявкнула уборщица, продолжая петлять грязной тряпкой из угла в угол.

— Вечно ты придираешься, — фамильярно и небрежно бросила та в ответ.

Она вышла на залитый летним пухом двор, уселась на качели и уставилась в открытые окна соседних домов. Взгляд её переменился, наполнился спрятанными для такого случая чувствами.

Те окна были совершенно особенные, потому ей нравилось наблюдать жизнь за их стёклами. Кто-то выставлял напоказ целые оранжереи, заботливо поливая их каждое утро и протирая длинные листки, кто-то складировал ненужные вещи, книги, посуду или игрушки. Но одно окно, принадлежавшее взрослой женщине, всегда было одиноким, только ажурный тюль свисал на подоконник. Ремонт в той комнате давно сделали, но почему-то оставляли без жильца.

«Я бы поставила цветы, даже целый букетный магазин бы придумала, живых, настоящих, вкусно пахнущих цветов, сирени, точно — сирени! Сняла бы тюль и повесила новые яркие занавески! И обои яркого цвета и кровать с балдахином! И может, расставила бы куклы! — вдруг ей стало стыдно за свою тайну, но она продолжила мечтать. — Да, у меня было бы много кукол, все носили бы необычные наряды, а я бы их сама мастерила. И была бы одна — любимая, для вечерних сказок, кукла-Маруся, — девочка улыбнулась, — ага, звучит как кукла-мамуся».

Обида снова кольнула её память: она не хотела верить, не хотела надеяться и заставила себя перестать мечтать.

Мальчишки, пришедшие на площадку, снова начали дразниться. Но девочка, не посмотрев в их сторону, поплелась в столовую. Обошла сырой пол, но, не успев сесть на скамью, услышала, как её ищет старший воспитатель.

— Какая ты сегодня тихая, ты не заболела? Ладно, пойдём, к тебе пришли, гости, одна женщина, ты её точно должна была видеть, она живёт тут рядом, — воспитатель говорила быстро и напуганно, словно боясь выдать секрет. — Будь с ней вежлива, а не как обычно. Справишься?

Девочка пожала плечами.
Эта была та самая женщина, в возрасте, из окна дома напротив. Она держала куклу с большими синими глазами, пухлыми красными губами, в сиреневом ажурном платье, явно сшитым вручную чьими-то очень кропотливыми руками.

Женщина протянула подарок, и было видно, как она волнуется и не решается первой заговорить.

— Спасибо. Красивая… А сиреневый мой любимый цвет. Как вас зовут? Почему у вас комната пустует? — увлечённо затараторила воспитанница.

Через полчаса заведущая напомнила о времени. «Как в тюрьме!» — подумала женщина.

— Мне пора, но если ты не против, я ещё приду.

Девочка кивнула и поинтересовалась вслед:

— Как мне назвать вашу куклу?

— Может, Маруся? По-моему, подходящее имя, и знаешь, ведь оно звучит как мамуся!

Женщина заулыбалась и добавила: «Она для вечерних сказок и объятий!» …

***

В окне дома напротив горел свет детского ночника. Сквозь яркий тюль и большой букет сирени было видно, как девочка улыбалась, играя с куклой. Она гладила её по голове, обнимала и рассказывала шёпотом старинную сказку.

Оставьте комментарий первым.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *